Встреча с известной белорусской писательницей Светланой Алексиевич прошла вечером 13 мая в Варшаве. В Доме встреч с историей была представлена ее новая книга «Время second-hand. Конец красного человека». Вместе с автором книгу представляли переводчик Ежи Чех и писатель Мартин Поллак.

Зал был полон. Как польских, так и белорусских читателей книг Светланы Алексиевич интересовал взгляд писательницы на последние события в мире — в частности, войну в Украине.

Журналисты белорусского сайта в эмиграции  charter97.org  подготовили стенограмму ответов Светланы Алексиевич.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

О войне России против Украины

- Как можно заливать страну кровью, производить преступную аннексию Крыма и вообще разрушать весь этот хрупкий послевоенный мир? Нельзя найти этому оправдания.

Я только что из Киева и потрясена теми лицами и теми людьми, которых я видела. Люди хотят новой жизни, и они настроены на новую жизнь. И они будут за нее драться.

А сотни российских танков в Донбассе — это не разговор, и натравливать братские народы друг на друга — это смерть для политика.

 

Украинский народ не победить

- Тем, кто сегодня выступает в защиту сепаратистов в Донбассе, стоит посмотреть, что рассказывают украинские солдаты, которых эти так называемые ополченцы, а скорее всего русские контрактники, брали в плен. Как они над ними издевались.

Как русских везут обратно убитых? Их тайком хоронят, как преступников. В то же время в интернете я видела документальное видео: огромные рефрижераторы везут по Украине тела погибших украинских солдат и офицеров. И вот сколько эти рефрижераторы едут по Украине, столько вдоль дороги на коленях стоят люди. Когда я увидела эти кадры, я поняла, что в этот раз этот народ они не победят.

 

Путин — кагэбэшник

- Путин — не политик. Путин — кагэбэшник. И то, что он делает, это провокационные вещи, которыми обычно занимается КГБ. Найти какие-то элементы в каждой стране не составляет никаких проблем. Вот сегодня отправьте 100 танков в Беларусь и контрактников, и что будет с этой мирной тихой страной? Часть захочет в Россию, часть захочет в Польшу, и это будет опять кровь.

 

Почему молчат русские матери?

- Я думаю, что это заблуждение, что русский или белорусский человек боится говорить. Он, может быть, боится говорить на каком-то пропагандистском уровне. Хотя сегодня меня, например, потрясает, что русские матери, у которых сыновья погибли в Украине, боятся говорить об этом журналистам.

Я одну мать спросила: почему вы молчите, ведь погиб ваш сын? А она говорит: мне тогда не дадут миллион, а за этот миллион я хочу купить дочке квартиру.

 

Когда я писала книгу об Афганистане «Цинковые мальчики», люди были честнее, матери орали, кричали.

Это нельзя назвать чистым страхом, очень много чего смешалось. Люди разочарованы в тех 20 годах, которые прошли после развала Советского Союза. Это мы, элита, хотели «перестройки», а народ молчал. А сейчас, когда Путин заговорил на их языке, оказалось, что вместо будущего люди выбирают прошлое. И это самое страшное открытие последних лет.

 

Конечно, русское телевидение развращает. То, что говорят сегодня журналисты российских СМИ — их просто надо судить за это. Что они говорят о Европе, о Донбассе, об украинцах... Но дело не только в этом, а в том, что народ хочет это слышать. Мы можем говорить сегодня о коллективном Путине, потому что Путин в каждом русском сидит. Почти в каждом. Мы столкнулись с тем, что Красная империя ушла, а ее население осталось. Именно население, потому что это не народ. Народ был и поднялся в Украине.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Мы жили среди жертв и палачей

- Это страшно, что вместо того, чтобы разговаривать, люди начинают стрелять в друг друга. Но я бы не сказала, что это только в русском народе. В прошлом 20 веке мы видели, как это происходило в Югославии, Приднестровье, Афганистане. Зверь в человеке просыпается очень быстро.

 

Я была на войне в Афганистане. Меня не пускали в бой, но я видела, с какими глазами люди возвращались из боя. Этим мальчишкам надо было какое-то время, чтобы прийти в себя. Я бы даже сказала, что у них были ненормальные лица.

 

21 век опять начался с крови, и литература должна писать о том, что надо «убивать» идеи, надо спорить, а не убивать людей. Надо сохранить этот хрупкий мир, который установился после войны. Мы имеем дело с русским человеком, который за последние 200 лет почти 150 лет воевал. И никогда не жил хорошо. Человеческая жизнь для него ничего не стоит, и его понятие о великости не в том, что человек должен жить хорошо, а в том, что государство должно быть большое и нашпигованное ракетами.

 

На этом огромном постсоветском пространстве, особенно в России и Беларуси, где народ вначале 70 лет обманывали, потом еще 20 лет грабили, выросли очень агрессивные и опасные для мира люди.

Любой, кто жил в советской стране, подтвердит, что мы жили среди жертв и палачей. Например, в той деревне, где я жила, все знали, что этот полицаем был во время войны, этот — во времена ГУЛАГа предавал людей. Мы все время жили среди таких людей. А человек, который находится в таком пограничье, может стать и жервой, и палачом.

 

Нет химически чистого зла

- В моей книге есть один потрясающий рассказ, когда человек говорит: «Нет химически чистого зла». Когда он был маленьким, то был влюблен в тетю Олю — дивный голос, длинные волосы... И вот «перестройка», все начали говорить то, о чем молчали, и он узнает, что тетя Оля в 1937 году донесла на родного брата и тот погиб в лагерях. Когда тетя Оля заболела раком и умирала, он задал ей вопрос, который его все время мучил: «Зачем ты предала своего брата?» Тетя Оля сказала: «Попробуй найти в сталинские годы честного человека. Честных людей не было». Уходя, он спросил ее: «Что ты помнишь о 1937-м годе?» А она говорит: «Это был лучший год в моей жизни, я была любима, я любила, я была счастлива».

 

Вы понимаете, зло рассеяно в нашей жизни, рассредоточено, а не каким-то слитком торчит. В Аушвице были сотни охранников, а сколько немцев поддерживали это, были носителями своего личного вроде бы маленького зла? Вот это самая главная проблема. И сегодня то же самое повторяется.

 

Нам важно понять, откуда мы вышли. Это должно объяснить многое из того, что с нами сегодня происходит. Но по большому счету, не отрефлексированы ни ГУЛАГ, ни война. Об этих темах откровенно не поговорили. А сегодня - вплоть до уголовной ответственности. То, что творил Сталин — эта программа опять принята за главную. Например, единственный в России музей жертв ГУЛАГа — в Перми. Сейчас там всех сотрудников уволили, на этой основе делают музей работников ГУЛАГа. То есть уже не для памяти жертв, а для прославления палачей. Главная государственная идея, как эпидемия, заразила всех — якобы была великая Россия, которую потеряли в 1990-е, а сейчас должны ее огрохать заново!..

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

…Но моя книга — не безнадежная. Там такая сила человеческая. Единственное — я никак не могу найти ответ на один вопрос. Почему вот эти наши страдания, страдания наших дедов, прадедов, не конвертируются в свободу? Это большой вопрос, конечно. Но в то же время, более 50 узников Болотной площади в Москве сидят в тюрьме и не сломались. И место, где убили Бориса Немцова — там власть убирает ночью цветы, но люди на следующий день снова и снова несут.

 

Беларусь — это смесь мафиозного и советского государства

- Я сталкивалась с цензурой в советское время. А потом после «перестройки» люди стали смелее, стали писать мне, звать, и я вынуждена была вернуться и сделать дополнительное издание книг.

А вот сейчас цензура в Беларуси такая ползучая, в постоянном болотном состоянии. Беларусь — давно тоталитарное государство, и в России все это "строят. Но там труднее ввести такой тотальный контроль, какой введен в Беларуси. И на ныне мои книги еще выходят в России, но в Беларуси не выходят. Только недавно оппозиционные ребята издали мою книгу на белорусском языке, но смогли напечатать ее только в Литве.

В Беларуси мы имеем совершенно тотальный контроль. Вот здесь в зале сидит экс-кандидат в президенты Беларуси Андрей Санников, который за свое участие в выборах отсидел в тюрьме и на своей шкуре испытал, что такое тоталитарный белорусский режим сегодня.

Это смесь мафиозного и советского государства. Это коктейль, которого даже историческая наука не знает, как назвать и определить.

 

Я — белорусская писательница

- 40 лет я занимаюсь исследованием советской цивилизации. Социализм и фашизм - это две идеи 20 века. Очень коварные и искусительные. Меня всегда интересовало, почему происходит такой момент слепоты в обществе, как сейчас в России.

Избавиться от всех прошлых и нынешних правящих коммунистов, снять их портреты — это одно, но изъять это из человеческой души — гораздо труднее. Недавно умер мой отец и он завещал, чтобы партийный билет похоронили вместе с ним. Он очень верил в коммунизм. Я пытаюсь понять, исследовать, как это произошло, как это случилось на огромном пространстве, в 15 республиках бывшего СССР.

 

Я белорусская писательница, но с чувством этой былой общности. Белорусская, потому что я из этой ментальности, из этой географии, из этой истории, это же все во мне.  Да, я пишу на русском языке, но во многих странах родившиеся в своей стране пишут, например, на немецком, в Ирландии пишут на английском. Я думаю, эти процессы нельзя так резко очертить, как хочется нам в Беларуси — или ты белоруска, или ты русская. Тем более в современном мире.

 

Когда я писала книгу о Чернобыле, она раздвинула мое мировоззрение. Когда я поняла, что человек начинает бояться воды, земли, я почувствовала общность со всем живым, с какой-нибудь бабочкой, ежиком... Собственно, Чернобыль, мы еще не осознали этого - он выбросил всех нас в совершенно другой процесс.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Я вернулась, потому что очень соскучилась

 

- 11 лет я жила в разных странах Европы — там существует очень мощная поддержка и солидарность писателей всего мира. Я вернулась, потому что мне как писательнице важно дышать этим воздухом, разговаривать с этими людьми, видеть их.

Власть ведет себя так, как будто меня нет. Меня не печатают в государственных изданиях, не пускают на радио или телевидение, публикуют только в оппозиционных СМИ.

Конечно, учитывая мою некоторую известность в мире, властям не так легко что-то предпринять против меня, хотя, как показывает опыт Андрея Санникова, они могут все. Для них нет моральных авторитетов.

 

Я вернулась, потому что очень соскучилась. Я хотела видеть, как растет моя внучка Янка, хотела видеть наших людей, наши пейзажи. Хотя жить, конечно, сложно — такое замкнутое пространство. Но не надо впадать в отчаяние.

 

Андрей Санников, задавая вопрос Светлане Алексеевич, напомнил о подвиге десятков тысяч белорусов, которые вышли на улицы Минска 19 декабря 2010 года в знак протеста против фальсификации итогов президентских выборов.  Политик спросил автора книги «Конец красного человека», какой, на ее взгляд, человек пришел, если ушел «красный»?

 

- Человек, который только что пережил серьезную болезнь

и не знаю, можно ли его в этом обвинять — он переживает

сейчас такой вульгарный период. Ему хочется попробовать

разную еду, съездить в Египет отдохнуть, то есть это пока

человек, живущий материальным миром. Меня все время

поражало, что когда едешь через Литву, остановишься и

начинаешь говорить там с людьми, они мгновенно

включаются в политический разговор — о свободе, об

интеллектуальных вещах. Когда едешь по нашим деревням,

мужики говорят: какая свобода, вот всего навалом, какой

хочешь колбасы, какой хочешь водки. А когда пытаешься вытянуть их на какой-то разговор повыше колбасы и водки, на тебя смотрят, как на инопланетянина. Но я говорю себе, своим друзьям — не надо впадать в отчаяние. Надо заниматься просветительством и очень много работать. Это наш народ, другого нет, - ответила Светлана Алексиевич.