Из книги Бытие

Райскими кущами (с библейским ударением на первом слоге) назывался Эдем — райский сад, в котором Господь Бог поселил сотворенных им Адама и Еву.  И была там красота поистине божественно-эротическая, и должны были там жить первые люди в счастливой любви и согласии.  Но, к сожалению, что-то не вышло даже у Всевышнего c его раем.  И тогда отправил он Адама с Евой (вкусившей яблочек от запретного древа познания, добра и зла) на грешную землю. Впрочем, там тогда тоже было ничего и были  кущи зеленые.  Отличаются ли они ныне от райских или нет — это вы, дорогие гости Эротической амбулатории, будете сейчас решать сами…

Еще вчера утром Валерий Иванович грустно думал о себе:  ну, кто я такой?  Ни зверь, ни ангел, ни рыба, ни мясо.  Нудная госслужба без особых без взяток.  Нудная семья с вечными стенаниями о том, что вон соседи напротив уже сделали себе евроремонт и бронебойную дверь, а ты?!  Господи, да что ему хранить за этой дверью?  Тоску?..

И вот вчера вечером произошло то, что украсило последние полтора десятка лет жизни Валерия Ивановича.  Его, куратора дошкольных учреждений послали с проверкой в ближний райцентр, и там он неожиданно угодил как раз на юбилей детсадика № 19.  Несмотря на прохладу, стол накрыли на детской игровой площадочке.  

Когда по настоятельному предложению заведующей Галины Степановны Валерий Иванович произнес тост о дошкольном воспитании и о развитии подрастающего поколения, ему бурно зааплодировали и с ним радостно чокнулись все садиковские дамы!

Сидели тесно — рюмка к рюмке, колено к колену. Уже после второй Валерий Иванович вдруг ощутил, как бедро соседки слева прямо-таки греет его через брюки.  Он уже Бог знает сколько лет существовал смирным домашним животным, как говорится, без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви.  И вдруг —  это тесно прижатое к нему, волнующее бедро да и все тело женщины, несомненно, самой молодой в этом коллективе. И она не против этой тесноты, не против руки Валерия Ивановича, которую он наконец осмелился опустить под стол…  Рука его, вначале неуверенная, смелеет понемногу, и вот она уже лежит на колене милой соседки, у самого края ее тонкого  платья…  И он уже гладит ее горячее бедро, поднимаясь осторожно выше под мягким, скользящим шелком…  И она податливо прижимается к нему еще теснее… И разве не ради таких минут, мелькает волнующая мысль, стоит жить на этом свете?..

Отпив еще глоток подлитого коньяка, соседка (которую он уже видит совсем раздетой!) ласково отвечает, что она — воспитательница самой младшенькой группы, и зовут ее Елизаветой Михайловной.  У нее полные губы в слегка уже съеденной алой помаде, почти юный овал чистого лица, и только ниже уголков рта какие-то красненькие пятнышки…

— Это по-народному хотинцы, —  заметив его взгляд, объясняет Елизавета Михайловна и смеется — горячо,  без особого смущения.  А увидев, что Валерий Иванович обратил внимание на безымянный пальчик ее правой руки, вздыхает: 

 – Ой, была, была замужем, только уж забыла когда!..   

«Боже! —  думает Валерий Иванович.  — Каких женщин у нас бросают!..»  У нее полная грудь, кажется, третьего размера; у нее нежная, с завитками каштановых волос шея, а спинка под разрезом праздничного зеленоватого платья плавно переходит к раздвоению такой аппетитной попки!..  В брюках у Валерия Ивановича поднимается что-то полузабытое, невероятное!..

К полуночи, когда Валерий Иванович — вместо вагона последней электрички или постылого номера в райгостинице — оказался в квартирке Елизаветы Михайловны…  когда помог ей снять начала плащик, сапожки и платье, а потом уже в тесной ванной комнатке рубашку, лифчик и трусики…  когда под тепловатым душем он стал с упоением целовать ее грудь, ее живот, потом спинку и ягодицы…  когда, выдавив себе в ладонь золотистого шампуня, он стал мыть ее всю и дошел до пушистого лобка, до ее возбужденного женского органа с широко раскрытыми, скользкими губами…  когда он вошел своими ласкающими пальцами в эту полную женской влаги, засасывающую глубину, — он, еще вчера конченый мужик, — чуть не заплакал от прекрасной молодой страсти и радости!..

И тогда в этой тесной ванночке он с неожиданной для самого себя силой довел молодую женщину до нескольких бурных оргазмов с ахами, охами и стонами, а сам немыслимо как удержался даже в положении сзади (хотя в молодые годы эта поза доводила его до немедленного конца!)  И вот теперь, придерживая свою ретивую кобылицу то за упругие груди с затвердевшими сосками, то за широкую атласную попку;  слегка осаживая ее при попытках перейти в бешеный секс-галоп;  выводя головку своего рекордно большого фаллоса-жеребчика с туго натянутой уздечкой после каждого скачка в глубокое влагалище прекрасной кобылицы;  раздвигая при этом руками ее податливые ягодицы и губы вульвы — так, чтобы при каждом кратком выходе фаллоса жадное женское влагалище засасывало воздух, а затем звучало под  поршнем-фаллосом волшебным саксофоном страсти!..  Чтобы, коснувшись там, в глубине прыгающей навстречу шейки матки, каждый раз почувствовать ее дрожь и услыхать гортанный вскрик женщины!..

И вот, безумно наслаждаясь всей этой  первозданной симфонией полового акта, Валерий Иванович все-таки умело сохранял свой контроль над ситуацией, держал все свое в своих руках.  Потому что знал:  в его положении никуда не надо спешить!.. Это как в ветхозаветной байке, где оженившийся сынок хвастается отцу, что он, мол, поимел свою молодуху семь раз подряд!.. на следующую ночь шесть, потом пять!..   На что видавший виды отец всегда отвечал: «А я, сынок, раз».  И даже когда выдохшийся молодой честно пожаловался папаше, что он в эту ночь ни разу, старый спокойно отвечал: «А я — раз».

Так вот, для красивого продолжения своего «раза» Валерий Иванович буквально на руках донес свою разомлевшую молодую партнершу до постельки в комнате.  Уложив Елизавету Михайловну поудобнее — широко раскрытым лоном к себе, — он, хоть и очень хотел и не сдержавшись, вошел для глубокой "примерки" (к удовольствию женщины), но не стал ее примитивно качать в позе "миссионерской" - до собственного скорого излияния.  А со всеми постельными удобствами он снова зацеловал Елизавету Михайловну, да так, что она чуть не проглотила его язык вместе с собственным;  потом стал втягивать в свой рот разбухшие соски чуть не с каждой половиной ее вкусных грудей…   А когда после завитого  пупка, после пушистого лобка и широко раздвинутых, удивительно нежных с внутренней стороны бедер и ягодиц он дошел губами и языком до открытой настежь красавицы-вульвы, до ее торчащего «пистолетиком» клитора, — Лизанька задрожала всем телом и, громко вскрикнув, полетела еще разок!..  

Вот тогда Валерий Иванович и приступил к полузабытому глубокому женскому массажу, который ему еще в студенческой юности показала на себе одна очень хорошая знакомая — студенточка-гинекологиня.  Широко открытое, истекающее влагой лоно женщины было к этому полностью готово.  Оно снова и снова ждало желанного члена, но ведь наслаждение может быть еще большим…

Войдя уже не одним-двумя, а всеми четырьмя пальцами своей интеллигентной руки (а большой и тоже хорошо увлажненный палец оставив на «спусковом крючке» клитора), Валерий Иванович осторожно двинулся вглубь.  Лизанька прямо задохнулась, когда мужская рука внутри нее, играя кончиками пальцев, стала обходить все сладкие уголки широко раскрывающегося, благодарно отзывающегося влагалища (оттого и попка задвигалась, стала приподниматься, играть!)   Но заветная цель — шейка матки большой,  рослой Лизаньки далась руке не сразу.  Тогда, подняв как можно выше и разведя как можно шире Лизанькины бедра, Валерий Иванович поместил другую свою руку чуть ниже ее пупка, слегка отжал низ живота — и поймал таки двумя пальцами глубокий, упругий, полуоткрытый бутон шейки матки.  Лизанька уже не только стонала, не только захлебывалась, но и всхлипывала, когда он гладил и ласкал ее там, когда всколыхнул ее всю изнутри!..

На обратном замедленном пути уже чуть уставшая от напряжения рука Валерия Ивановича все же не забыла остановиться на волнистой дорожке в передней трети влагалища.  Она, умная рука, стала кататься по этой дорожке, находя согнутыми вверх пальцами ту самую точку, которую специалисты называют по какому-то ихнему автору, по-научному, а счастливые женщины — просто волшебной точкой называют!.. Вот тут с Лизанькой и случилось нечто непредсказуемое:  она вдруг очень высоко приподняла попку, взвизгнула — и прямо в лицо Валерию Ивановичу неожиданно брызнул горячий, солоноватый фонтанчик!..

— Ой! —  опомнилась воспитательница младшенькой группы детсада.  — С вами я даже уписалась!..  Как стыдно!..

— Глупости! —  честно восхитился сам Валерий Иванович, продолжая кататься по волшебной дорожке с еще большим азартом. — Я тоже вижу такое первый раз в жизни — и это же  просто чудо!  Золотой дождик называется!..

И тогда Лизанькин дождик ударил фонтаном еще раз!..

— Ох, какой вы, Валерий Иванович, умелый  мужчина, —  с трудом приходя в себя, мурлыкала Лизанька. — Ну, дайте-то я вашего мужчинку порадую!..

Она приняла своими обеими руками уже чуть было ослабевший орган Валерия Ивановича вместе с яичками, она стала умело играть ими, а воспрянувшую, открытую до отказа головку лизать, как эскимо на палочке.  Давно позабытая прелесть этой предоргастической ласки заставила теперь уже Валерия Ивановича напрягаться всеми членами и охать.  А Лизанька деловито продолжала настоящий минет, засасывая пунцовую головку и весь набравший силу фаллос почти до самого своего горлышка!..  

Валерий Иванович — уже под своим седьмым небом от стремительно надвигающегося оргазма — вдруг почувствовал, что ему хочется излиться иначе, —  так, чтобы женщина была в эти мгновения под ним, снизу.  И тогда, отбросив подмокшую простыню, он вновь уложил Лизаньку на спину, поместил свой славно поработавший член и переполненные яички между полушариями Лизанькиных грудей — и предпоследними движениями стал приближать головку своего изнемогающего детородного органа прямо к раскрытому Лизанькиному рту.  И она приняла его!..  О, этот оргастический конец, когда через несколько толчков и взаимных содроганий прямо в горячие губы Лизаньки ударила пульсирующая,  животворная струя его семени!..

И, что особенно замечательно:  ведь в конце этого полового акта, этого яркого праздника земной жизни, украсившего жизнь Валерия Ивановича и, несомненно, Лизаньки,  — этот взаимный финал состоялся без всякого риска для вошедшей во вкус женщины. В этот первозданный, райский вкус.  Высосав, вылизав все до капельки, Лизанька блаженно потянулась и, отходя в некое свое забытье, все же отметила, пробормотала:

— Ох, какой вы вкусный мужчина, Валерий Иванович, в нашем облуправлении!..

Все это было вчера.  То есть, еще сегодня ночью…

А сейчас, в шестом часу вечера Валерий Иванович утомленно сидел за своим служебным столом, машинально нажимая клавишу конторского «компутера» с нашенской красной буквой «Е»…

Все служивые из его отдела уже разбежались по домам. А он, что называется,  грезил — представлял свои новые приезды в этот районный городишко.  И не только в тесную Лизанькину квартирку, но и в окрестный лес, на какую-нибудь укромную полянку с густыми зелеными кущами вокруг, на отдаленное озеро с безлюдными берегами.  Боже, как им там будет хорошо вдвоем и какие еще страсти-вкусности они перепробуют, испытают, подарят себе!..

От проснувшейся молодой эротической фантазии у Валерия Ивановича снова родилось и стало расти желание,  счастливо закружилась голова…

И тут он вспомнил, что и воспитательница Елизавета Михайловна должна быть сегодня на продленке в своей младшенькой группе.  Рука сама потянулась к телефону.  Через «восьмерку» ближний райцентр дался сразу.  Четыре бесконечно длинных гудка, а потом недовольный голос заведующей садиком Галины Кондратьевны:

— Ну?  Кого?

Валерий Иванович немыслимым усилием воли изменил свой красивый (бархатный) баритон на тенор:

— Елизавету Михайловну из младшенькой группы очень прошу!..

— Лизавета!  Какой-то внеплановый мужчиночка тебя хочет,  — неплотно прикрыв трубку, произнесла в сторону заведующая. И еще предупредила, передавая трубку:  — Только покороче с этим.

— Алё, слушаю, — прозвучал какой-то совершенно иной голос Лизаньки. — По какому такому делу?  Ну, со вчерашними делами у нас все закончено.  А сейчас очередной методкабинет у нас проводится, а после я занятая. Потому, извиняюсь, всё.  

Гудки отбоя...                                                                             

Валерий Иванович сидел у синего телефонного аппарата будто холодной водой облитый.  Какие-то иносказания, понятные конспирации — все это он помнил еще с молодых годов, мог бы это понять и простить.  Но чтобы вот так, после всего, что было — «извиняюсь, всё» — наотмашь!..   «Ах ты, Боже мой, —   почти с мальчишеской обидой подумал он.  — У них «очередной методкабинет проводится»!  А из детсадовской кухни не только крысы продукты тащат, пеленки вовремя не стираны, до педикулеза недалеко!  Ишь, районные кущи развели, нимфы местного значения!  Только внепланового сатира, козла рогатого на вас нет!..»

И тогда, изменившись лицом, Валерий Иванович придвинул к себе папочку с делами этого детсадика № 19.  Наметил:  «Та-а-ак, возвращаемся туда.  Собираем этих нимфов в их же методкабинете и врезаем так, чтобы запищали по итогам девяти месяцев текущего года!..»

Но,  когда Валерий Иванович в общих чертах изложил необходимость своей повторной командировки начальнику управления Борису Гавриловичу, тот ее не одобрил.  Он сказал, что завтра под вечерок сам заедет туда, 

разберется во всем лично и примет меры.